Пламя над тундрой - Страница 130

130

Елена бросала обгорелую спичку на ковер и снова ходила из угла в угол, ложилась на кровать, чтобы тут же вскочить. Где же вечером был Безруков? У кого он мог так поздно задержаться? К тревоге добавилась еще неосознанная ревность. Чернец пересекла темную комнату и остановилась перед иконой, под которой светилась лампадка. Лик святого нельзя было рассмотреть, но Елене казалось, что она встретилась с его глазами и прошептала страстно:

— Боже! Я же люблю его! Слышишь меня?

Старый Бирич крепко спал, не подозревая о ее мучениях. У двери нервно пошевеливался Блэк. Умному животному передалось волнение хозяйки. Елена опасалась, что колчаковцы все же арестуют Мандрикова.

Елена пошарила в ночном столике, рука нащупала холодный металл браунинга. Женщина то садилась на кровать, то подолгу стойла у окна. Наконец, за стеклом, покрытым бельм бархатом изморози, стало светлее. Она осторожно вышла с собакой из дому и бегом бросилась по узкой тропинке к реке.

Ново-Мариинск лежал в утренней тиши. Сегодня воскресенье, и жители поднимутся, поздно. Она быстро перешла речку и оказалась около хибарки Клещина. Женщина нервно, с тревогой оглянулась. Нет, никто не следит за ней. Она постучала в дверь сперва осторожно, робко, а затем часто, громко, тревожно.

— Кто там? — откликнулся заспанный женский голос.

— Сергей Евстафьевич дома? — во рту у Елены пересохло, она едва говорила.

— Входите, — предложила жена Клещина и открыла дверь.

Елена, приказав Блэку ждать, почти вбежала в низенькую комнату. Мандриков, утиравшийся полотенцем, удивленно воскликнул:

— Лена!

— Сережа, я! — не обращая внимания на поднявшего с подушки голову Берзина и хозяев дома, она бросилась к Мандрикову, обняла, прижалась к его груди и заплакала. — Сережа… Сережа. Беги…

Михаил Сергеевич растерялся. Слишком неожиданным было появление Елены и ее странное поведение. Все молчали. Елена Дмитриевна несколько успокоилась, чувствуя на своих плечах сильные и ласковые руки Мандрикова, Она подняла мокрое от слез лицо, виновато улыбнулась:

— Простите, что я так…

— Что произошло? — участливо спросил Мандриков, заметив, какое усталое, измученное лицо у женщины. — Что случилось?

Елена рассказала все, что услышала в доме Громова, и закончила:

— Они ждут от Червлянского ответа. Вам надо бежать. В Америку. Я куплю нарты… Я тоже…

— Подожди, — остановил ее Мандриков. Взгляды их встретились, и она скорее почувствовала, чем увидела, что Михаил Сергеевич сейчас думает не о ней, а о чем-то другом, важном, но далеком от нее. У Елены сжалось сердце, и она испуганно воскликнула:

— Ты уедешь без меня?

— Что? — оторвался от своих дум Мандриков и, поняв, о чем она спрашивает, сказал. — Всегда буду с тобой. Но ты сейчас должна идти домой. Я тебя провожу.

Она покорно направилась к выходу, провожаемая взглядами Берзина и Клещина. В домике стало тревожно. «Что же радировал Громов Червлянскому?» — думал Август.

Выйдя с Еленой на улицу, Мандриков спросил:

— Ты правду сказала?

— Сережа! — отшатнулась в обиде Елена. — Да как ты можешь мне не верить? Я же твоя…

— Верю, — Михаил Сергеевич привлек ее к себе и крепко поцеловал, — Верю! Только мы не будем убегать в Америку. Там чужбина, а наша с тобой родина здесь. Это наша земля, и мы должны жить на ней!

— Как же так! — Елена смотрела на Мандрикова испуганно. — Громов…

— Мы хозяева, а не Громов. — Мандриков, снова обняв Елену, сказал требовательно: — Иди домой.

— Возьми. — Она вынула из кармана шубки браунинг. — Возьми.

— У меня есть. — Михаил Сергеевич был тронут ее заботой. — Это держи при себе и не давай себя в обиду. Ну, дорогая, до вечера…

Берзин и Клещин были уже одеты, когда Мандриков, проводив Елену, вернулся в дом.

— Что будем делать? Может быть, Елена ошиблась? — первым спросил Клещин.

— А может быть, ее… — Берзин посмотрел на Мандрикова.

— Хочешь сказать — подослали? Нет! Она говорит правду, — с уверенностью ответил Мандриков.

Скрипнула наружная дверь, вошел Титов. Он запыхался, шуба была расстегнута, лицо раскраснелось.

— В полночь Учватов передавал в Петропавловск радиограмму. Текст ее в книгу отправления не занесен. Есть только запись, что телеграмма отправлена Червлянскому. Сейчас я принял радиограмму из Петропавловска. Наверное, ответ. — Титов протянул Мандрикову листок с текстом телеграммы.

— О нас? — спросил Берзин.

— Да, кажется. — Мандриков вслух прочитал: «В случае выступления большевиков объявите в уезде осадное положение. Не стесняйтесь расстрелами. Червлянский».

— Кто-то нас предал! — тихо сказал Клещин. — У нас все может сорваться! Пока мы здесь сидим, Громов…

— Не паникуй, — остановил его Мандриков. — Громов не сделает ни шагу, пока не получит ответа от Червлянского.

— Ответ же есть, — недоумевал Клещин, указал на бланк радиограммы, которую все еще держал Мандриков.

— О нем никто, кроме нас, не знает, — пояснил Титов. — Учватова еще не было на радиостанции.

— И пока никто из колчаковцев не должен узнать, — добавил Мандриков. — Мы должны сейчас же принять решение…

— Не будем терять времени. Вы, Василий Никитович, — обратился Берзин к Титову, — возвращайтесь на радиостанцию, следите за всеми передачами. Ответ Червлянского держите в секрете. Фесенко передайте, чтобы немедленно шел к Волтеру и по пути прихватил Куркутского.

Август и Мандриков с Клещиным вышли на улицу. Воскресный Ново-Мариинск только просыпался.

130