Пламя над тундрой - Страница 93

Колдуэлл отложил журнал и, заложив руки за спину, заходил по кабинету. «Против этого возразить трудно, хотя и очень неприятно. Грэвс сегодня тоже об этом говорил».

Консул вспомнил слова Грэвса о том, что правительство и армия Колчака накануне полного краха. Большевики вот-вот подойдут к району, где расположены американские войска. Это может привести ко многим осложнениям.

— Как избежать их? — спросил тогда Колдуэлл.

— Остается, по-видимому, одно, — сказал Грэвс. — Только одно!

— Эвакуация? — с трудом выговорил Колдуэлл. — А наши задачи, наши планы?

— Да, эвакуация, — кивнул генерал. — Наши солдаты потеряли не только боеспособность, но и заражены большевизмом. Их надо увозить отсюда, и от этого мы только выиграем. Мы спасем свою репутацию. А наши планы! — Грэвс усмехнулся. — Я всегда предпочитал носить перчатки. В них не испачкаешь, не испортишь рук, их можно легко сменить. Старые — в мусорный ящик, новые — купить. Денег у нас хватит!

Да, так думали уже и в Государственном департаменте и в Белом доме и, пожалуй, так уже решили. Эвакуировать американские войска, а японцам и белым помогать во всем… Вот они перчатки. Колдуэлл был опытный дипломат и по последним документам от Лансинга понял это.

«А как же быть с Анадырским уездом? — мысли Колдуэлла вернулись к тому, что занимало его в последние дни. — Там нет ни японцев, ни белых частей. Нельзя же оставлять этот богатейший край. Придется держать его руками русских в американских перчатках…»

Размышления консула прервал секретарь. Он доложил, что прибыл полковник Фондерат.

С обычной любезностью Колдуэлл приветствовал полковника, угостил его коньяком и, справившись о здоровье, спросил:

— Что нового в Ново-Мариинске?

Слушая полковника, он сравнивал и проверял донесения, полученные из Нома от Томаса. Они совпадали, но не совсем удовлетворяли Колдуэлла. Как ему казалось, там сделано еще мало. Об этом он прямо сказал Фондерату:

— Господа Громов и Струков действуют нерешительно. Меня очень встревожили волнения в копях. Возможно, это дело рук большевиков? Мы не имеем права допустить ни малейшей оплошности. Анадырский край должен быть нашей твердыней.

— Я передал Громову и Струкову через Червлянского ваши указания, — доложил Фондерат.

— Необходимо дополнить их. — Колдуэлл сделал паузу и, подчеркивая каждое слово, продолжал. — Надо немедленно как в самом Ново-Мариинске, так и во всех других пунктах создать отряды из надежных местных — жителей, которые бы не допустили появления там большевиков. Повторяю: Анадырский край должен быть нашей базой, на которую в случае необходимости можно было бы надежно опереться.

Фондерат понимал, что консул хочет, чтобы Анадырский край оберегался русскими для американцев. Что же, этот план не расходится с желаниями самого Фондерата, и он сказал:

— Я охотно последую вашим советам.

— Оружие в Ново-Мариинск доставлено, — продолжал Колдуэлл. — Вам надо дать указание Громову и Струкову приступить к созданию отрядов, но это делать скрытно, Каждый отряд будет иметь нашего советника…

— Понятно, — наклонил голову Фондерат, думая о том, что Колдуэлл побаивается каких-то противников на Чукотке. Странно, каких же? Или он придает слишком большое значение событиям на копях? Усташкин сообщил, что там уже наведен порядок.

— Надо установить в Анадырском уезде более строгий, я бы сказал, военный порядок, — продолжал отдавать распоряжения Колдуэлл.

— Объявить военное положение? — Фондерат снял пенсне и протер платком. Его плоские глаза близоруко щурились.

— Я против таких громких названий, но сущность устраивает меня вполне, — ответил с усмешкой консул.

…Антон Мохов поправлялся медленно, плохо. Антону иногда казалось, что он чуть ли не всю свою жизнь находится в маленькой беленькой комнатушке глинобитного домика железнодорожного смотрителя под Владивостоком в дачном районе. Сюда его поместили после освобождения из вагона смерти.

Сюда же переселилась и Наташа. Она иногда помогала Антону выходить на воздух, и тогда он усаживался на скамейку под высоким раскидистым кустом сирени и с радостью смотрел на широкую долину, которая лежала перед ним. Беленький домик смотрителя прятался среди густой зелени на склоне сопки, у подножия которой бежала не широкая, но стремительная и студеная речушка. Амурский залив блестел шелковой синевой, и Антон с нетерпением ждал того дня, когда ему разрешат пойти к морю.

Время от времени Мохова навещал врач-коммунист, который приезжал сюда из Владивостока, чтобы посмотреть раненого и отдохнуть в этом тихом и красивом месте.

Наконец Антону разрешили небольшие прогулки, и он с Наташей бродил по густому лесу, собирал грибы или сидел у реки.

А однажды врач сказал:

— Удивляюсь вам, молодой человек. Чего это вы к морю не прогуляетесь?

— Как? — Антон недоуменно смотрел на врача и вдруг понял. — Здоров! Я здоров! Спасибо, доктор! Наташа, слышишь? Я здоров!

Взяв с собой сверток с едой, Наташа и Антон на целый день уходили к морю, отдыхали, загорали на шафранном песке. Бухточку, которую они облюбовали, с трех сторон обступали высокие обрывистые скалы, кое-где поросшие искривленными деревцами. Их корни длинными шелушащимися серыми змеями ползли от расщелины к расщелине.

Бродя по берегу в одну из первых своих прогулок, они дошли до обрывистого склона сопки, вдававшегося в море. Наташа увидела ярко-красный, незнакомый ей цветок. Он рос на скале в одной из трещин над их головами.