Пламя над тундрой - Страница 99

Она охотно принимала от него подарки, знаки внимания, но, когда он стал настойчивее, молодая женщина пренебрежительно, без всякого стеснения, спросила его:

— Мистер хочет завести любовницу? Тогда вы ошиблись с выбором. — Они были вдвоем в каюте Олафа накануне ухода «Нанук». Елену и старого Бирича Олаф пригласил на шхуну на прощальный обед, Павел Георгиевич не мешал намерениям Свенсона. После кофе он вышел из каюты, сославшись, что ему надо переговорить с капитаном о своем заказе во Фриско.

Елена Дмитриевна сидела на диване. Она была в темно-вишневом платье, которое выгодно облегало фигуру.

Олаф поднес ей бокал вина и, чокнувшись, предложил;

— За дружбу!

— Вы все же будете добиваться большего, — показала в улыбке свои острые зубы Елена Дмитриевна. — Едва ли удастся.

Она засмеялась и выпила вино. Олаф обнял женщину и хотел поцеловать, но она неторопливо, но уверенно отстранила его:

— Я не люблю, когда меня принуждают.

Так что же он должен делать? Ждать ее благосклонности. Олаф прекрасно видел, что старый коммерсант способствует ему, хотя эта красавица и жена его сына. Старик рассчитывает на помощь в делах. Олаф согласен, но поддержит Бирича не раньше, чем Елена Дмитриевна будет его. А она дразнит его как мальчишку. Обед на «Нануке», на который так рассчитывал Свенсон, прошел впустую.

При воспоминании об этом Олаф сердито прикрикнул на чукчу, который укладывал мешки с мукой на нарту.

Все обернулись на крик. Сердитый, кричащий Свенсон? Это что-то новое. Чукчи с удивленным любопытством смотрели на него. Свенсон понял свою ошибку и, широко улыбаясь, похлопал каюра по плечу, помог ему уложить мешок ровнее. Затем протянул чукче коробку с табаком.

Чукчи засмеялись. Ну, конечно, Свенсон пошутил, Ведь это же добрый американ, он не обидит чукчу, всегда даст много товара за пушнину, даст в долг, угостит табаком, стаканчиком веселой воды. Чукчи побросали работу и окружили Свенсона. Они смеялись и брали табак из гостеприимно раскрытой коробки Свенсона. Она быстро опустела. Олаф, подкинув ее в воздухе, ловко поймал и засмеялся. Довольные чукчи разошлись, и вновь закипела работа. Дымя трубками, они трудились еще усерднее, не жалели собак и громко кричали, погоняя их от берега с тяжело нагруженными нартами:

— Кгрр-кгрр! Налево! Поть-поть! Направо!

Таяли груды товаров Свенсона… Набиты были до крыш склады в Ново-Мариинске, и только ящики под брезентом лежали без движения. Стайн чего-то ждал.

Глава девятая

1

В яранге было трудно дышать. Воздух от духоты, от потеющих немытых тел, сохнущих шкур казался вязким. Уже в который раз Август Мартынович приезжал в ближайшее к посту стойбище, вел через Куркутского разговоры с оленными чукчами, но никак не мог привыкнуть к тяжелой атмосфере яранг, в которые набивались люди и от жары раздевались по пояс. У Августа кружилась голова, но он перебарывал себя и говорил неторопливо, чтобы учитель мог перевести точно и понятно. Берзин обливался потом.

…Уже третий час длится беседа в яранге пастуха Туккая. Берзин старается объяснить чукчам, что в России произошла революция, как все трудящиеся стали свободными, и только в немногих местах, вот как тут, на Севере, еще властвуют нехорошие люди, которые обманывают чукчей, берут за свои товары в десять, в сто раз больше, чем они стоят. Все знают американца Свенсона…

Чукчи, сосредоточенно слушавшие мало понятные, удивительные слова, при упоминании имени торговца оживились. На темных потных лицах появились улыбки. Вынув из губ трубки, люди закивали:

— Американ хороший…

— У него столько товаров, сколько нет у всех других торговцев…

— Он дарит щедрые подарки Итэвкею…

Все посмотрели на оленевода, который сидел напротив Берзина. Итэвкей, обнаженный по пояс, выпрямился и важно посмотрел по сторонам.

Куркутский объяснил Августу, что жена Итэвкей родила от Свенсона мальчика. Американец часто посещает его, играет с сынишкой, привозит подарки, всегда остается ночевать в яранге Итэвкея. Не одна женщина в тундре родила от Свенсона, но этот ребенок полюбился ему, и это большое счастье для оленевода.

Август был возмущен.

— Не осуждайте. Они не поймут вас. Предложить жену гостю — закон тундры. Таков обычай, — объяснил Куркутский.

Берзина охватила жгучая ненависть к Свенсону, который пользуется отсталостью этого наивного народа. Он гневно заговорил, не в силах сдержать себя:

— Американец Свенсон плохой человек! Он обманывает вас, за один винчестер берет у вас двадцать шкурок песца! А винчестер стоит только две шкурки.

Август говорил так быстро, что учитель едва успевал переводить. В пологе стало тихо. Чукчи не понимали, почему этот человек с солнечными волосами так сердится? Почему Свенсон плохой? Светловолосый говорит, что новая, советская власть будет дешевле продавать им товары, оружие, патроны. Это хорошо. Они будут обменивать пушнину на товары у новой власти. Но когда будет эта власть?.. Приехавший говорит, что они сами должны сделать эту власть. Как они ее сделают, если начальник Громов есть? Он может всех в тюрьму пересажать. Непонятно говорит гость.

Чукчи переглядывались, недоуменно восклицали, но не расходились. Им приятно было слушать приезжего человека и неважно, что многое не могли понять.

— Гость говорит, чтобы мы не покупали у американа винчестер за двадцать шкурок. Я не буду. Я куплю у гостя за два песца. Пусть дает винчестер.

Где он? — насмешливо спросил богатый оленевод Тейкелькуте. Он пришел в ярангу своего пастуха Туккая, хотя и был разобижен, что русский остановился не у него. Сейчас Тейкелькуте был доволен. Гость говорит плохо об американце, о его друге. Гость говорит, что не должно быть богатых и бедных, а должны быть все равны. Значит, Тейкелькуте должен отдать половину своих оленей Таукайке, чтобы новая власть была довольна. Плохая власть. Он увидел в Берзине своего врага, и в его маленьких хитрых глазках появились злые, мстительные огоньки. Надо этого светловолосого высмеять перед всем стойбищем.