Пламя над тундрой - Страница 128

128

— Я не понимаю, почему вы медлите? — раздраженно говорил Громов. — Надо арестовать всех подозрительных.

— Это мы всегда успеем, — ответил Перепечко. — День-другой не в счет, а вот здесь появится больше имен.

Перепечко указал на лист бумаги, на котором была схема связей и список подозрительных лиц, среди которых даже появились имена Елены Дмитриевны и Нины Георгиевны.

— За эти два дня должны прибавиться новые имена, и тогда мы одним ударом всех их… чик! — Перепечко вытянул руку и щелкнул пальцами, как бы выстрелив из воображаемого пистолета…

…Мандриков и его товарищи в Ново-Мариинске весь день провели в напряженном ожидании. Арест Антона был еще одним грозным предупреждением, сигналом опасности. Но проходил час за часам, а все было спокойно. Мандриков и Берзин пришли к заключению, что колчаковцы от Мохова ничего не добились.

В полночь назначено собрание коммунистов у Волтера. Не помешает ли этому что-нибудь? Не пронюхали ли колчаковцы, не арестован ли еще кто-нибудь?

Мандриков и Берзин думали о предстоящем выступлении и не знали, что почти час у их домика дежурил Еремеев, но потом, видя, что в окнах не зажигается свет, ушел в кабак Толстой Катьки.

Перед тем, как идти к Волтеру, Михаил Сергеевич забежал к Рыбину. Тот уже спал. Встретил он Мандрикова испуганно в коридоре у двери, не пригласил в комнату. Ему показалось, что Михаил Сергеевич уже знает о его предательстве и пришел с ним расправиться. Рыбин ждал, что вот-вот из-за спины Мандрикова выступят шахтеры и схватят его… Отомстят за Мальсагова.

Рыбин трясся от страха. Мандриков подумал с жалостью к нему: «Как измучили человека. Припомним им все!» Он вытащил из кармана револьвер. При виде его, Рыбин рванулся назад:

— А-а!..

— Чего ты? — удивился Мандриков. — Это я тебе принес, на всякий случай. С оружием оно, знаешь, спокойнее.

— А ва-ам? — еле выговорил Рыбин.

— У нас хватит, — тихо засмеялся Мандриков. — Ну, я пошел…

Рыбин остался у двери с револьвером в руках. Он жег его ладонь. Что делать? Рыбин, колебался, оно перед его глазами встала картина лежащего долу истерзанного Мальсагова в кабинете Перепечко. Рыбин решительно сунул в карман револьвер, и, одевшись, вышел из дому.

Волтер ничего не понимал из того, что говорил собравшимся Берзин, и сильно переживал. Те немногие русские слова, что он успел выучить за время болезни, не выручали. А ведь он участвовал в подпольном собрании большевиков. Вот произошло то, о чем он так много мечтал, но как все буднично.

Норвежец уже поправился, но на улицу выходил редко и только по ночам. Товарищи опасались, что Стайн, узнав о нем, попытается уничтожить Волтера, а пока американец был уверен, что Волтер утонул, как сказали ему матросы.

Мандриков сидел у стола, подперев рукой голову. Небрежно полулежал на скамейке Фесенко. У окна прислонился могучий Булат, скрестив руки на груди. — Рядом сидел Титов, обхватив руками колено, и, слегка покачиваясь, у печки стоял Гринчук, почти касаясь головой потолка, а в дверях на пороге присел Клещин, маленький, худощавый, Куркутский задумчиво почесывал подбородок.

— Таков план восстания. Срок — в конце января или начале февраля, — закончил Берзин. Он присел на лавку и сложил клочок бумаги, на которой были пометки, сделанные условными знаками. Август осмотрел всех. — Кому что непонятно?

Все зашевелились. Первым заговорил Гринчук. В его голосе было недовольство.

— Непонятно мне, для чего ждать январь, али там февраль. Наши братки в тюрьме терзаются. Колчаковцы над ними лютуют. А мы кого-то ждать будем. Теперь надо выступать.

— Конечно, надо раньше выступить, — поддержал его Фесенко.

Все посмотрели на Мандрикова. Михаил Сергеевич встал:

— Товарищи! У нас многое созрело для немедленного восстания. Но есть директива областного комитета партии о том, чтобы восстание провести именно в эти сроки. Оно вспыхнет по всему Дальнему Востоку. Это поможет нам хотя бы морально и ослабит наших врагов.

— Разреши мне сказать слово, — Булат наклонился вперед. — Тут Август Мартынович сказал, что все товары коммерсантов будут национализированы и поступят в распоряжение советской власти.

— Да, так, — подтвердил Мандриков. — Что тебе не ясно?

— А с американцами как? — Булат тряхнул головой. — Они похлеще наших спекулянтов.

— Наше решение относится и к ним. Товары перейдут к Советам, а за них будет выплачено по нормальной цене, — пояснил Мандриков.

— Я бы и американцев и всех иностранцев в шею выгнал из уезда, — загорячился Гринчук. — Пусть катятся к себе в Америку и забудут сюда дорогу.

— А вместе с ними и наших купцов, — предложил. Клещин.

— Нет, наших не высылать, — возразил Булат. — А заставить пожить так, как мы: поголодать, да уголек, порубать, да в наших бараках на нарах поспать, вшей покормить.

— Правильно! — раздалось сразу несколько голосов.

Люди заспорили. Михаил Сергеевич попросил не шуметь и сказал:

— Планом предусмотрено основное. О каждом коммерсанте, о каждом колчаковце будем решать в отдельности. Расследуем все их преступления перед народом, и каждый из них понесет заслуженное наказание. И за Галицкого, и за Мальсагова, и за всех…

— Шпиков много развелось, — зашумел Гринчук. — У нас на копях не только Малинкин и Кулемин. Щетинин еще себе помощничков нашел. Чует моя душа.

— Вот поэтому надо быть осторожнее. Листовки будем передавать с Оттыргиным. На него меньше подозрений…

128