Жена Громова, Евгения Павловна, рано расплывшаяся, молчаливая женщина, вначале ревниво наблюдала за тем, как мужчины ухаживали и любезничали с Ниной Георгиевной, но через два дня уже сдружилась с ней. Нина Георгиевна терпеливо выслушивала ее бесконечные жалобы на большевиков, которые испортили всю их жизнь, и тем самым еще больше завоевала к себе расположение.
Струков, довольный успехом жены, сказал ей:
— Как я рад, что встретил тебя. Ты… ты… замечательная женщина. Мне очень посчастливилось.
В эту минуту Дмитрий Дмитриевич говорил вполне чистосердечно и правдиво. За эти дни он уже не раз сравнивал Нину Георгиевну со своей женой, и та проигрывала. Сейчас, обнимая Нину Георгиевну, он как-то мимолетно подумал о Валентине и тут же забыл о ней…
К утру качка усилилась. Многие пассажиры остались в каютах. Струков чувствовал себя неважно. После завтрака Нина Георгиевна вышла на палубу. Ей хотелось взглянуть на беспокойное море. Оно поразило ее своей мощью. Навстречу пароходу неслись огромные зеленовато-синие волны. Они возникали там, где низкое небо сходилось с морем, в туманной дали.
Волны то вздымались, то уходили вниз, образуя впадины, и белая пена ажурным серебром расплывалась по воде. Ветер срывал с гребней волн водяную пыль и нес ее на пароход. Палуба, надстройки, брезентовые чехлы, поручни трапов — все было покрыто пленкой влаги. Платок и легкое пальто Нины Георгиевны быстро отсырели.
Она стояла у борта с подветренной стороны, под шлюпочной палубой, и не отрывала глаз от моря. Оно все больше раскачивало пароход, и приходилось держаться за планшир. Палуба была пустынна, лишь кое-где виднелись одинокие фигуры пассажиров.
Крутая волна заставила судно сделать глубокий поклон морю. Нина Георгиевна не удержалась на ногах. Ее рука сорвалась с мокрого планшира, и женщину отбросило назад. Она ударилась о переборку плечом и, вероятно, упала бы, если бы ее не поддержала сильная рука. Мужской голос весело произнес:
— Крепче надо держаться, мадам!
Нина Георгиевна обернулась.
— Вы?!
Перед ней стоял тот самый, так сильно удививший ее человек, с которым она ужинала в ресторане «Золотой рог», который спал у нее на диване и ушел утром, оставив ее в слезах, доставивших ей облегчение. Как она хотела его встретить еще хоть один раз. Но этого не произошло. Думала, что он уехал. Он же сказал, что служит разъездным агентом торгового дома «Кунст и Альберс». И вот он перед ней. Только сейчас Нина Георгиевна заметила, что одет он почему-то как простой рабочий. Она вопросительно посмотрела в заросшее лицо Мандрикова.
— Как странно. Сколько дней на пароходе и только встретились. Михаил Сергеевич был в замешательстве. Вот так встреча!
Чтобы выиграть время, обдумать, как лучше поступить, он спросил:
— Это вы вчера пели в салоне?
— Да. — Краска смущения залила лицо Нины Георгиевны, и она торопливо, словно опасаясь, что Мандриков не захочет ее выслушать, заговорила. — Я… я… вышла замуж. За господина Струкова. Мы едем в Ново-Мариинск. Он там будет служить начальником милиции…
— Поздравляю с замужеством и от всего сердца желаю вам счастья, — искренне сказал Мандриков.
Это почувствовала Нина Георгиевна. Она не могла сдержать слез от волнения. Слова Мандрикова были первым полученным ею поздравлением. Вновь, как и тогда во Владивостоке, она поняла, что перед ней стоит какой-то особенный человек, так непохожий на всех тех, которых она встречала до сих пор. Сейчас она была ему благодарна еще больше, чем в то утро. Воспоминание о прошлом вызвало у нее беспокойство, и она, опустив глаза, сказала:
— Я прошу вас… — она запнулась, не зная, как лучше высказать свою просьбу.
— Я вас понимаю, — Михаил Сергеевич уже овладел собой и был спокоен. Эта женщина не знает его настоящего имени. — А вот моя судьба сложилась не совсем удачно. С торговой фирмой пришлось расстаться. Решил попытать счастья на Севере. Знаете, есть поговорка: «Рыба ищет где глубже, а человек где лучше». Не знаю, будет ли лучше в Анадырском уезде, но, главное, я буду подальше от неспокойной жизни, когда того и гляди, или тебя убьют, или заставят убивать.
— Как бы я хотела вам помочь, — проговорила Нина Георгиевна. Она была растрогана тем, что Михаил Сергеевич разговаривал с не как с равной. Мандриков улыбнулся:
— Благодарю вас, Нина Георгиевна. Давайте условимся об одной вещи.
— Пожалуйста, — насторожилась Нина Георгиевна. У нее сильно забилось сердце. Все померкло перед глазами. Она с трудом заставила себя слушать.
— Не обижайтесь, но сделаем вид, что мы с вами совершенно незнакомы. Так будет лучше. — Он постарался пошутить: — К тому же молодые мужья ревнивы.
— Вы не хотите быть со мной знакомы? — в голосе Нины Георгиевны звучала обида.
— Поймите, так нужно… — Михаил Сергеевич не знал, как убедительнее сказать. — Когда-нибудь там, в Ново-Мариинске, я вам объясню все, а сейчас прошу вас… Да и вам будет легче. Не нужно будет давать мужу объяснения, откуда вы меня знаете.
— Хорошо, — Нина Георгиевна протянула ему руку. — Я так вам благодарна, и все-таки я надеюсь, что мы будем друзьями, настоящими друзьями.
Она крепко пожала руку Мандрикова и, повернувшись, быстро зашагала от него. Проводив ее взглядом, Мандриков прошелся по палубе, думая о неожиданной встрече. Если даже Нина Георгиевна проговорится мужу, то ничего страшного в этом нет. Документы у него в порядке, а посещение ресторана, встреча с женщиной легкого поведения только говорит в его пользу. Значит, он тот, за кого себя выдает, а не скрывающийся большевик. Вдруг Мандриков остановился, пораженный новой тревогой: «Может, встреча в ресторане была ловушкой?» Но, поразмыслив, он пришел к выводу, что это случайность.