Пламя над тундрой - Страница 77

— Куда это он?

— Не беспокойся, — Берзин осматривал содержимое своего мешка. — Клещин красногвардеец. Мой боец! Выкладывайте на стол что есть съедобного.

Клещин долго не возвращался. Жена его вскипятила чай, сварила кету. Берзин поставил на стол консервы. Наслаждаясь теплом, он безуспешно пытался завязать разговор с женой Клещина. Она отвечала односложно, устало. Новиков и Мандриков прислушивались к гулу лимана, к посвисту ветра, ловили каждый звук.

Наконец послышались чьи-то быстрые шаги. Скрипнула дверь, и вошел запыхавшийся Клещин. Он виновато улыбнулся:

— Задержался, — пояснил он. — Торговцы у Бирича гуляют, Пришлось к Толстой Катьке бежать. — Иван вытащил из кармана две бутылки рому.

При виде ярких цветных наклеек жена Клещина испуганно посмотрела на мужа. Мандриков перехватил этот взгляд, понял, что Иван сделал покупку не по средствам. Клещин, стащив кухлянку, остался в заплатанной гимнастерке. «Кажется та же, в которой он лежал за пулеметом», — подумал Берзин, и острая жалость к Клещину, бывшему бойцу его роты, охватила Августа, но он не подал вида и с нарочитым оживлением сказал:

— С дороги ром в самый раз. Спасибо!

Мандриков и Новиков знали, что Берзин был не только равнодушен к спиртным напиткам, но и органически не переваривал их, но в этот вечер он выпил несколько рюмок, раскраснелся, и даже кашель оставил его.

Клещин такой же худой, как и Август, после нескольких глотков вина стал еще разговорчивее. Он был рад встрече.

— У Бирича пир горой. Теперь и Бесекерский, и Сукрышев, и Маклярен целую неделю будут поить все начальство. — Клещин покачал головой с давно не стриженными, плохо причесанными волосами. — Власти меняются, а все остается по-старому. Какое там по-старому! Хуже стало. Над народом купцы измываются. Шахтерам пять долларов скосили с тонны, чукчей-охотников обманывают! Подлость! Когда же это кончится?

Клещин обвел гостей взглядом, зло нахмурился:

— У шахтеров обиды столько накопилось, зубами скрипят. Все видят, все понимают, а что можно сделать? Чукчи народ темный, думают, что так и должно быть. Одна отрада, когда Игнат Фесенко с радиотелеграфа тайком весточку передаст про успехи Красной Армии. Вот и ждем, когда сюда свобода долетит.

— Зачем же ждать? — вступил в разговор Новиков. — Почему сами не берете власть?

— А чем? Этими, голыми? — Клещин выбросил перед собой руки и посмотрел на них с тоской. — Им бы пулемет… Помнишь, товарищ комис… как мост держали? Эх, да что вспоминать. Сюда бы тот пулемет да нашу роту…

Клещин вдруг осекся, заметив, что испуганная жена делает ему знаки замолчать, но он сердито крикнул ей:

— Ты мне, Фрося, рта не закрывай. Дай высказать, что на сердце накипело… Товарищ комис… — но тут же поправился: — Больше осечки не дам, Дмитрий Мартынович.

Товарищи с интересом слушали бывшего красногвардейца. Теперь они были довольны этой неожиданной, как нельзя удачной встречей. Чем дольше говорил Клещин, тем яснее становилось для них положение в уезде. Они вспомнили свои беседы с товарищем Романом и о решении обкома партии. По всей вероятности, здесь уже назрело время для установления советской власти. В лице же Клещина они приобрели надежного помощника, на которого можно положиться. В этом никто из них не сомневался, но пока они не говорили ему о своих планах, а он не спрашивал об истинной цели приезда своего бывшего комиссара и его спутников. Но уже безошибочно догадывался. Бывший пулеметчик знал, как люто ненавидел Железный комиссар белых. В этом Клещин убедился на Уссурийском фронте. Да и имя не случайно комиссар сменил. Клещин воспрянул духом.

— Среди шахтеров есть свои, надежные товарищи, которые вот так же, как и вы, смотрят на свои руки и думают об оружии? — спросил Мандриков.

— Есть, — уверенно тряхнул головой Клещин. — Есть, Только очень осторожны стали. Тут с одним шахтером Варавиным хозяева расправились. Донесли на него… Есть и такие.

Он рассказал о гибели Варавина, и товарищи поняли, что враг у них сильный, беспощадный, который ни перед чем не остановится.

— А вы бы могли нас, ну меня хотя бы, — снова заговорил Мандриков, — свести с шахтерами, с теми, кому вы доверяете?

Откровенность Михаила Сергеевича несколько смутила Новикова и Берзина: об этом нужно было бы сказать не сегодня, когда осмотрятся, обживутся.

Клещин не мог скрыть удовольствия, вызванного доверием Мандрикова, и уже окончательно придя к убеждению, что его гости приехали отнюдь не в поисках куска хлеба, отодвинул от себя кружку с ромом и, немного помолчав, ответил:

— Могу… На радиостанции есть моторист Игнат Фесенко, молодой, горячий парень, но я с ним не очень близок, а вот на копях Бучек Василий, мой дружок Булат, Гринчук. Вместе с ними уголек рубал…

Клещин подробно рассказал о своих товарищах, о положении на копях. Рассказ обрадовал приехавших. Они, довольные, часто переглядывались: как хорошо, что на копях есть группа революционно настроенных шахтеров. Михаил Сергеевич попросил Клещине:

— С Бучеком познакомите меня?

— Почему тебя? — возразил Берзин. — Иван воевал вместе со мной. Вот пусть он обо мне Бучеку и расскажет, а я с ним поговорю.

Михаил Сергеевич вспыхнул, но сдержался. Берзин прав.

— Так логичнее, — сказал он. — Я согласен.

Красный язычок пламени в лампе дрогнул, потянулась густая струя копоти. В лампе кончался керосин. Уже было далеко за полночь, когда товарищи уснули, расположившись прямо на полу. Не спал лишь Клещин, взволнованный встречей с Берзиным, воспоминаниями о прошлом, мечтами о будущем. Он нетерпеливо ворочался с боку на бок на скрипучем топчане и думал, думал… Не спала и жена. Она вздыхала. Приезд гостей встревожил ее. Забылся Клещин только под утро.