Пламя над тундрой - Страница 137

137

Мандриков увидел, что в кабинет вошла Нина Георгиевна, и с раздражением подумал, что она пришла просить за своего мужа, но он ей ничем не сможет помочь. Струкова будет судить народ. Он враг.

Нина Георгиевна видела, что ее приход всем не понравился, и она торопливо заговорила:

— Выслушайте меня, пожалуйста, можно? — в ее голосе было столько мольбы и надежды, что Мандриков, думавший отказаться от разговора, только хмуро кивнул. Женщина продолжала: — Я согласна с арестом Струкова. Он этого заслуживает. У вас сейчас нет времени меня выслушать, но прошу, поверьте мне. Вы можете меня презирать, — голос Нины Георгиевны прервался, — но не гоните меня. Ради бога, дайте мне что-нибудь делать.

Все видели, что Нина Георгиевна вот-вот заплачет, — но она сдержала слезы.

— Я не могу и не хочу жить по-прежнему, по-старому. Я… — она сделала шаг к лежащим шахтерам и воскликнула: — Позвольте мне ухаживать за вашими друзьями! Я буду хорошей сиделкой!

Мандриков сразу же поверил женщине. Он понимал жизненную трагедию Нины Георгиевны. Она сейчас искала дорогу в новую жизнь.

— Я верю вам, Нина Георгиевна, — сказал Михаил Сергеевич. — Иногда обстоятельства бывают сильнее людей, и никто вас не презирает. Скажите, можете ли вы взять этих товарищей к себе на квартиру и вот вместе с Наташей, — Мандриков указал на жену Антона, — ухаживать за ними, поставить на ноги?

— О, конечно, — радостно, с благодарностью произнесла Нина Георгиевна. — Конечно!

У нее выступили слезы. К удивлению Мандрикова, никто из шахтеров не возразил против предложения Нины Георгиевны…

…Наступило утро. Толпа около здания правления стала еще больше. По-прежнему ветер с Берингова моря нес снежную пыль. Собравшиеся ждали, когда же новая власть им что-то скажет. Все нетерпеливее раздавались голоса:

— Какие теперь налоги будут?

— Почему лавки закрыты?

— Судить Громова и Суздалева!

Ревкомовцы, усталые от бессонницы и волнений, утвердили текст воззвания. Они слышали шум на улице. Мандриков спросил:

— Кто прочтет воззвание? О перевороте скажу я.

— Ты, — произнес Булат, — и его все поддержали:

— Ты председатель ревкома.

— Только на время переворота.

— Там разберемся, — Гринчук натянул шапку. — Люди ждут. Пошли.

Ревкомовцы потянулись к двери. Мандриков подозвал к себе Антона:

— Позаботься о флаге. Надо немедленно заменить колчаковский нашим, советским. Вот где только красный материал взять?

— Мы с Отты найдем, — посмотрел Антон на каюра, который сидел в углу кабинета. Тот закивал.

— Тогда действуй, — Мандриков поторопил Августа, который все еще находился в кабинете. — Пошли…

…Увидев ревкомовцев, толпа притихла. Сотни лиц были обращены к ним. Фесенко, шедший за Мандриковым, шепнул:

— Смотри, вон и Маклярен пришел. Ночью принес телеграмму в Ном о перевороте. Титов задержал.

— Правильно, — одобрил Михаил Сергеевич. Он увидел свенсоновского приказчика, который стоял в стороне и с невозмутимым видом попыхивал трубкой. — Передадим после нашего воззвания.

Тут Мандриков увидел рядом с американцем Елену Дмитриевну. Их взгляды встретились, и в ее глазах Михаил Сергеевич прочел любовь и восхищение. Женщина улыбнулась, точно хотела сказать: «Я с тобой, Сережа».

Наступила тишина, и только шумел ветер. Он крепчал. Мандриков подошел к самому краю крыльца и поднял руку:

— Товарищи! Граждане! — Голос его твердый, сильный летел над головами людей, над скованной льдом Казачкой, над Ново-Мариинском и словно уплывал вдаль, в тундру. — Сегодня ночью совершен революционный переворот. В Ново-Мариинске установлена власть Советов рабочих депутатов! — Он сделал паузу и, к удивлению всех собравшихся, сказал: — Старый охотник чукча Евтуги как-то рассказал мне одну легенду своего народа. В ней говорится, что наступит время, когда сильный ураган с юга принесет много тепла, солнца, и тогда растает снег, и на этой суровей северной земле наступит вечная весна, а птиц, зверей, оленей, рыбы станет несметное количество, и чукчи навсегда забудут о голоде, холоде, нищете, и все будут счастливы. Эта легенда — мечта народа о своем будущем. Мечта начала сбываться. Первое дыхание могучего урагана великой революции коснулось этой земли!

Было очень тихо. Все слушали внимательно. Даже притихли дети. Только посвистывал ветер и шуршала поземка. Толпа застыла в ожидании, что скажет дальше председатель ревкома. Он развернул лист с воззванием и торжественно прочитал:

— Товарищи далекого Севера, люди голода и холода! К вам Мы обращаемся с призывом присоединить свой голос и разум к общему голосу трудящихся России и всего мира.

Третий год рабочие и крестьяне России и Сибири ведут колоссальную борьбу с наемниками богатых людей Америки, Японии, Англии и Франции, которые хотят затопить в крови трудящийся народ России. Русское бывшее офицерство, сынки купцов-спекулянтов объединились вокруг господина Колчака и, получая от бывших союзников оружие и деньги, приступили к удушению рабочего и крестьянина. Япония выслала в Приамурье двести тысяч солдат, которые заняли все деревни, безжалостно убивая детей и стариков. Они думали этим кровавым террором убить русскую революцию, лишить свободы трудящихся, но ошиблись. Советские войска, одухотворенные жаждой равенства и свободы всем, кто трудился, разбили армию Колчака и сейчас подступают к Иркутску, где незамедля уничтожат последние остатки бывших тиранов, а уцелевшие остатки иностранных войск поняли обман своих правительств и требуют ухода из русских территорий. Вот почему долг каждого рабочего-камчадала в последний час прийти на помощь своим братьям по труду, свергнуть ставленников Колчака, купцов и мародеров, которые так безжалостны к вашему труду, к вашим жизням. Каждый человек имеет право на равный кусок всех ценностей в мире, созданных трудом, и каждый должен трудиться. Только тогда не будет бедных и богатых, и на земле воцарится равенство и братство. С таким чаянием и желанием рабочие ведут борьбу со всей буржуазией.

137